Творчество ветеранов последних войн

Serge Shcherbakov's Art Gallery

 
Андрей Грешнов
Грешнов
 
РОЗОВЫЙ ПЕСОК
 
  
   Шел февраль года Девятого. Удивительно бесснежная и солнечная стояла зима. Утром морозный, днем воздух прогревался, и можно было ходить без свитера, в тонкой осенней куртке. Впрочем, что-нибудь теплое всегда брал с собой в машину - сидеть и караулить свою очередь на бензоколонке. Практически все светлое время суток убивалось на то, чтобы перехватить где-нибудь канистру бензина. Без очереди, как раньше, шурави не пускали. Водители тойот и "флюксов" стали дико озлобленные, запросто могли надавать по роже.
   Бензин, керосин и дизтопливо в Кабуле кончились. Население начало пилить и вековые деревья, и тонкие кустики, не жалея того, что было посажено руками школьников на субботниках, приуроченных к славным годовщинам Апрельской революции. На Чикен-стрит ("зеленый базар") и дальше в Шахре нау пахло гарью - жгли уголь и окаменевшие корни деревьев. Энергоснабжения практически не было. В осиротевших дуканах тускло мерцали лучины, опущенные в комбижир. Не было даже керосина, чтобы запалить индийские лампы и обогреватели. По ночам люди мерзли. В кишлаках, прилепившихся к пологим горам, окружавшим афганскую столицу, в темное время суток было очень зябко. У пекарен выстраивались женщины, покупавшие сразу десятками продолговатые серые лепешки. Белой советской муки больше не было. Индийское посольство штурмовали толпы желающих покинуть родину. В городе потихоньку стали появляться подозрительные молодые люди с тонкими бородками, на головах которых красовались северные шапки-"блины". В воздухе витал запах приближающейся разрухи. Время клубилось и шло вспять. На Родину уходили советские солдаты.
   Шестого дня мы не выдержали и поехали в Сороковую просить подаяния. В Дарульамане царил кавардак: по полупустым кабинетам и длинным коридорам бродили немногочисленные офицеры и солдаты, набивающие "секретной" макулатурой огромные мешки. И хотя в некоторых кабинетах еще продолжали работать военные, было совершенно очевидно, что все это не надолго. Сердце ныло. Неужели, вот так, просто, все в момент возьмет, да исчезнет? Уйдут в небытие годы жизни, полные радости и горя, удач и невзгод? Уйдут навсегда те, кого я любил и ненавидел, да просто, с кем рядом жил человечьей жизнью? Да уйдут, время пришло. Страшная и неумолимая субстанция....
   Обратились к старшим офицерам - не помогут ли разжиться бензином? Их командир и начальник штаба лишь скривили рожи - у них приказ все остатки топлива уничтожить, никому ничего не давать, даже тем, кто остается в Кабуле без прикрытия. Извиняйте, братцы, говорил командир, ничем помочь не могу. Начальник штаба был еще более тверд и преисполнен решимости выполнить последний приказ Родины и командования - военное добро сгноить и изничтожить, но ни крохи, не капли врагу - то есть нам - не отдать.
   Так бы они воевали, как командовали, подлые. Приказ о том, чтобы не давать никому остающегося бензина, был отдан по согласованию с Варенниковым. Стратег. Я слушал заклинания командиров, а в голове всплывали слова бойцов, неоднократно сказанные об этом военачальнике. Не приведи Господи, было помянуть при них - солдатах и младших офицерах, на чьих руках умирали их товарищи, - Звезду Героя Валентина Варенникова. Сразу следовала реплика: "Ему Звезду, а его телке - за БЗ". И неважно уж сейчас, какой из двух телок - той, что упала с лошади на конной прогулке и сломала руку, или той, которая, убыв в загранкомандировку из советского совхоза, верой и правдой одаривала его теплым парным молоком. Не знаю, сам не видел, только слышал неоднократно. Неважно, был ли он по-настоящему талантливым и прозорливым генералом. Возможно, и был. Но я не штабист и мало в военном деле смыслю. Важно другое. Когда-нибудь справедливость восторжествует, и он будет вечно копить деньги на "Си-Си" и конфеты, не имея возможности их получить. И когда продаст последнее, чтобы купить что-нибудь к пустому чаю, его выгонит из очереди в небесную "Березку" зоркий Ангел-особист. Это, конечно, если есть небеса.
   Ну и суки, думал я, "братца" нашли, крохоборы. Неужели никто не поможет? Только подумал - и сбылось. Мир, однако, не без добрых людей, хотя их по жизни намного меньше, чем черствых и бессердечных. Помог начпо. Не помню, как его звали, симпатичный и душевный человек. Если живой - пусть радуется солнцу до самой старости. Если умер, пусть знает - его помнят. Он отдал приказ помощнику-лейтенанту сопроводить нас на Пересылку около кабульского аэродрома, где, по его сведениям, стоял Последний наливник, заправляющий Последние боевые машины.
   Красная струя этилированного бензина, журчавшая из крана бензовоза, была явно толще горловин канистр, банок и бачков, привезенных нами. Бензин поливал землю, и я с ужасом смотрел как это богатство впитывается в розовый песок.. Нашел даже какой-то тазик, подставил. Солдат, наливавший нам родной 76-й, улыбнувшись, сказал, что собирать капли, однако, не надо. Все уже заправлены, и после нас он все равно выльет весь бензин в землю - такой приказ. С собой запасов топлива брать было нельзя. Глядя на этого парнишку, опять почему-то по-нехорошему Варенникова вспомнил. Году в Седьмом был я среди прочих у него на совещании по "национальному примирению" в Тадж-Беке и задал по молодости ряд неприличных вопросов: "Почему Вы не разрешаете служить солдатам, которые того хотят, сверхурочно? Почему такая возможность предоставляется не всем офицерам? Ведь если будут воевать опытные бойцы и офицеры, потери можно будет сократить? Зачем было посылать сюда необстрелянных прибалтов, колонну которых на второй же день начали колошматить по дороге из Мазарей? Да вообще, зачем проводить эти бесчисленные масштабные операции, в которых с обеих сторон гибнут тысячи людей, если особого результата от этих операций нет, а афганцы лишь все больше озлобляются? Что, в СССР ракет нет, и обязательно нужно солдат по земле пускать?". На эти вопросы генерал, на щеках которого выступила резкая краснота, мне тогда ответил очень жестко, почти по-звериному: "Что Вы можете понимать в военном деле? Наша задача не победить в этой войне, а "обкатать" на ней как можно больше людей, пропустить через ее горнило как можно больше солдат и офицеров, чтобы повысить боеспособность войск". Может быть, я чего-то тогда и не понял в столь глобальных проектах, но как человек он в те минуты для меня умер безвозвратно. Без права быть воскрешенным. В блокноте, котором записывались ответы, я вместо них нарисовал большой цинковый гроб...
   Журчала струя, в канистры вместе с красным бензином, брызгая на песок, текли мысли, от которых никуда было не деться.
   Сколько раз я сидел на камнях в батальоне ПВО рядом с этой проклятой Пересылкой и, подперев голову руками, с тоской смотрел, как через два ангара с оцинкованными крышами идут все новые и новые солдаты-новобранцы в высоких кирзачах. Их, по замыслам генералов, надо было "прокатать". Или "укатать". Точно не разберешь, что именно имелось в виду. Солдаты зачем-то писали в пробирки. Входили во второй ангар из первого с желтыми пробирками, а выходили с фиолетовыми. Некоторые просто шли мимо, выливая мочу на землю и выбрасывая стекляшки в огромную кучу. Рядом на камнях и просто на земле сидели те, кто излечился от желтухи, тифа и амебы. Забытые родиной солдатики, которые ждали бортов, отвозивших их в провинции, поближе к Смерти. Они не улыбались. А в Союзе люди веселились, ели, пили и любили. Там было все равно, что где-то в горах гибнут беззащитные перед судьбой и системой пацаны из, как правило, бедных и многодетных семей. Может, только их мамам и папам было не все равно...
   Подъехал БТР, из которого вышел майор, сказавший нам, что завтра Все. Из Кабула уходит последняя группа. Остаются только десантники на аэродроме - совсем мало, так мало, чтобы только обеспечить вылет оперативной группы Минобороны. Залезли к нему в боевую машину. В одном из баков вместо горючего была брага. Хлебнули на посох по одной. Договорились, что если мы завтра вдруг захотим их проводить, надо прибыть на Пересылку в 5.00.
   Всю ночь я не спал и уже в три часа был готов к отъезду. Однако мой тогдашний начальник - Тыссовский - не спешил, все что-то возился. Из-за него опоздали на 10 минут. Но, слава Богу, ребята нас ждали, хотя уже и матерились.
   Последний БТР. Последние Солдаты. Тысс щелкал фотоаппаратом, как настоящий репортер, а у меня в горле застрял ком и я просто ничего не мог ни вымолвить, ни сделать. Вспомнил зачем-то, как я их недружелюбно встречал в 79-м. Пасмурная тогда стояла погода, промозглая, дул холодный северный ветер, шел снег. А сейчас никакого ветра. Только солнце заливает своими лучами все вокруг. Сам Господь, видать, провожает их домой.
   Последние слова, Последние рукопожатия. Вот он, последний БТР. Завыл и попылил на северо-запад. Что-то хрипя, я шел за ним, все убыстряя шаг, потом побежал, совсем как пацан. Меньше всего мне хотелось в тот момент видеть кого бы то ни было живого. Пыль забивала глаза, и я плакал. Никто не видел.
   Что-то сломалось во мне тогда. Внутренняя пружина сжалась до предела, хрустнула, да так и не распрямилась. Просто осталась лежать в песке ненужным убитым амортизатором. С тех пор я напрочь потерял в Афганистане чувства любви и ненависти, опасности и тревоги, не испытывал ни перед чем особого страха. Они, эти чувства, потом вернулись, спустя много лет, уже в другой стране, но тогда их не было.
   В пустой солдатской столовой - просторном коричневом деревянном строении - в правом дальнем от входа углу я взял табличку с меню "второго" от последнего солдатского обеда. Берег ее, а потом вместе с солдатским колючим одеялом привез в Советский Союз.
   Провожать через несколько дней штабистов на аэродром я уже не поехал. Это были чужие люди. Мой БТР с Последними Советскими Солдатами уже шел по Салангу.
 
© Copyright Андрей Грешнов
 
С творчеством Андрея Грешнова можно ознакомиться на сайте ArtofWar
 

HomeLinks  | Main My B&W Gallery  |  Painting  |  About me | ArtofWar  |  Gallery ADIS  | Audiobooks
 |  Fantasy Art  |  Site Map  |  Guestbook  |  Books  | Mail  | Gallery ASS  | Old Photo  | Sakura   | Patriot |



Hosted by uCoz