Дракон по имени Яна
  

  

Глава 1
   На южном склоне Фудзиямы есть небольшая, увитая плющом и диким виноградом, пещера. Стены её выложены изумрудами и лазуритом. Пол усыпан лепестками сакуры. В серебряных блюдцах горят свечи. От них веет удивительным теплом и уютом. А если выйти из пещеры перед самым закатом, то можно увидеть, как солнце прячет свои последние лучи в изумрудных водах суруганского залива.
   На северном склоне горы Монблан всё совершенно по-другому. Там пещера больше похожа на сказочный дворец. Высокие своды прячутся в легком полумраке. Сталактитовые колонны отражаются от кристаллов горного хрусталя. И словно молчаливые стражники окружают крошечное озеро в центре пещеры. Вокруг озера круглый год цветут эдельвейсы. В этом нет ничего удивительного. В озере очень теплая вода. И фея может часами не вылезать на берег. Она не любит эдельвейсы, но они растут сами по себе, и поэтому она на них не сердится. Из этой пещеры прекрасно видно Женевское озеро и зеленые альпийские луга.
   У любой феи есть такие потаенные места. Где можно побыть одной, насладиться тишиной и покоем. Помечтать. И, может быть, даже немного погрустить. Совсем чуть-чуть. Перед тем, как снова вернуться к людям. К их делам, заботам и проблемам. Вернуться к тем, кого ты любишь. И без кого ты просто не можешь жить.
   Фея очень любила эти пещеры. Она любила отдыхать в них душой и телом. И появлялась там довольно часто. Почти каждый год. Но было на этой планете еще одно место, которое было ей по-настоящему дорого. Место, в котором она когда-то была очень счастлива. Когда-то давным-давно. Еще в прошлой жизни. Когда она была обычной принцессой. Когда мы были молоды. И когда мы были вместе.
   Это была небольшая поляна посреди огромного дремучего леса. В двух ли к северу от бухты Синхуавань (В стародавние времена ли равнялось примерно 516 метрам, а не 500, как ныне. Но задолго до этого, во времена, когда жила принцесса, расстояния измерялись совершенно иначе. В удавах, драконах и попугаях. И в крыльях попугаев и драконов, разумеется). Примерно в тридцати ли к востоку от деревни Ханьцзян. И примерно в пятидесяти ли южнее Миньчжуна. Если вы когда-нибудь бывали в этих местах, тогда вы непременно должны были обратить внимание на эту поляну. Не заметить её, было просто невозможно.
   Вдоль южной опушки леса протекал небольшой ручей с прозрачной и удивительно вкусной водой. С восточной стороны поляна заканчивалась высокой отвесной скалой, уходящей в небо. Где-то на самом верху этой скалы и начинался ручей. Пробиваясь на поверхность из трещин в скале, ручей превращался в небольшой водопад. Этот водопад с весёлым шумом устремлялся в крошечное озеро, притаившееся у самого подножия скалы. А за струями водопада скрывался вход в пещеру.
   Широколистные утуны (деревья из семейства платановых) охраняли покой этой сказочной поляны. Казалось, время навсегда остановилось в этом волшебном лесу. И только сезоны сменяли друг друга. Ранней весною повсюду расцветали необыкновенные луговые цветы. Летом тут и там распускались орхидеи, мэйхуа и мусихуа. Гордые хризантемы появлялись поздней осенью посреди вечнозелёных кустов мусихуа. Белые душистые цветы мусихуа к этому времени уже опадали. Точно так же, как и цветы чудесных орхидей и мэйхуа.
   А следом за хризантемами на листьях деревьев, кустарников и на траве распускались крошечные и удивительные, падающие с неба, звёздочки. Сначала они таяли и превращались в бегущие капли. Но с каждым днём их становилось всё больше и больше. Они укрывали лес и поляну волшебным ковром. И тогда наступала зима.
   Я не любил зиму. Не знаю, почему, но не любил. Возможно, потому что девять зим назад рыцарь в черных доспехах недалеко от нашей поляны выстрелом из арбалета пробил огромное и удивительно доброе сердце одного дракона. Дракона, которого все мы очень любили. И который был самым замечательным драконом на свете. К тому же он был моим отцом.
   Мне его очень не хватало. Некому было порадоваться моим первым шагам, моей улыбке. Посмотреть, как здорово я умею бегать. И как замечательно умею летать.
   Я понимал, что никогда в жизни его больше не увижу. Не смогу с ним посоветоваться. Просто поболтать. Поболтать ни о чем. Понимал разумом, но в глупом сердце оставалась какая-то необъяснимая, неискоренимая надежда на чудо. Я знал, что рано или поздно, но мы с ним обязательно встретимся. В другой жизни или в лучшем мире мы встретимся с ним снова. Но мне так хотелось, чтобы всё это произошло хоть чуточку пораньше. Еще в этой жизни! Нет, не потом. А здесь и сейчас. Я продолжал наивно и по-детски верить в чудо. В то, что он умер понарошку, не по настоящему.
   Всё это время я кожей чувствовал его присутствие. Словно он спрятался за ближайшим деревом или камнем. Думалось: стоит забежать за них, и ты снова увидишь его сияющие глаза и его удивительную улыбку. Я забегал за эти камни и деревья, но за ними было пусто. Это было похоже на какую-то детскую игру. Но победителей в этой игре не было.
   В сумерках в лесу очень часто можно было увидеть его силуэт. Но когда я подлетал к нему, силуэт оказывался большим камнем, поросшим мхом. Или просто поваленным бурей деревом. И это было очень грустно. Очень грустно. Если бы вы только знали, как сильно мне его не хватало!
   Впрочем, его не хватало не только мне. Быть может, даже больше чем мне, его не хватало моей маме. Она частенько усаживалась по вечерам у входа в нашу пещеру на большой серый камень и смотрела на заход солнца. В эти минуты у неё были удивительно печальные глаза, и в глубине этих глаз прятались крошечные слезинки. Мне было понятно и без слов, что она всё еще любит моего отца. Любит. И, так же как я, ждет его возвращения.
   В такие минуты Цилинь старался её не беспокоить. Усаживаясь у старого утуна на опушке леса, он тоже смотрел на закат солнца. И, судя по его грустным глазам, тоже вспоминал моего отца. Они были друзьями: большой сильный дракон и мудрый цилинь. Долгие годы. В тяготах и лишениях. В счастливые минуты и трудные дни. И Цилинь никак не мог себе простить, что в тот день его не было рядом со своим другом. Что он не смог уберечь его от гибели. Не смог спасти.
   Я хорошо помню тот огромный погребальный костёр, с которого уходил на небо мой отец. Помню, как мама развеивала пепел костра над нашим ручьем. Тогда Цилинь рассказал мне, что все ручьи и реки несут свои воды к Большой воде. За этой водой есть остров, на котором живут после смерти драконы. И что драконов нельзя хоронить в земле. Потому что тогда их души не смогут найти дорогу к этому острову.
   Мама сломала над ручьем свою шпильку и бросила её обломки в воду. У людей был такой обычай. Возлюбленные при расставании ломали на две части шпильку или заколку в знак памяти друг о друге. И верности в дни разлуки. Если один из возлюбленных погибал, это означало, что другой будет верен ему до новой встречи. В другом мире. А в этом у него уже не будет иных возлюбленных. Это был обет верности.
   Я смотрел на ручей, и мне становилось как-то не по себе. Уже тогда я начинал понимать, что ручей течет только в одну сторону. И с каждым мгновением он уносит моего отца все дальше и дальше. И я прекрасно понимал, что больше никогда не смогу любить ручьи и реки. Даже, несмотря на то, что когда-нибудь и моя душа устремится по ним навстречу моему отцу. Навстречу чудесному острову, где живут бессмертные драконы. Нет, все равно, не смогу. Думаю, именно тогда я окончательно понял, что теперь мне всегда будут ближе озера и моря, по которым однажды можно будет вернуться назад. К своим любимым и близким. Мне всегда будут ближе и роднее озера и моря, которые дарят нам надежду.
   С того дня Цилинь был у нас частым гостем. Он охранял нашу пещеру. Приносил хворост и еду. Иногда он приносил маме букеты цветов и лакомства мне. А еще он любил рассказывать удивительные истории, которых знал великое множество. Мне нравилось слушать эти истории. И даже просто сидеть рядом с ним. Особенно по вечерам, когда в пещере уютно потрескивал огонь на поленьях. Мама готовила ужин. И с улыбкой смотрела в нашу сторону. Мне нравились эти вечера. Мне нравилось слушать Цилиня и смотреть на маму.

   Да, я забыл сказать вам, что моя мама была очень красивой. И не только в молодости, когда впервые встретила моего отца. Но и теперь, когда ей исполнилось тридцать девять зим. Думаю, что сейчас она была даже более красивой, чем тогда, когда была обычной циньской принцессой. Когда свадебных послов к ней присылали не только из Вэй, Хань, Чжао и Цинь, но даже и из столь дальних царств, что за давностью лет, вспомнить их названия уже не представляется возможным. Но однажды, гуляя в лесу, недалеко от своего замка...